Шепард не любит улыбаться. Точнее, у неё редко получается это сделать. Поэтому в последнее время у нее появилась некая напряженность лицевых мышц, так часто внутренний голос заставлял посмотреть её на обычные вещи под неожиданным углом.
Недавно на Илиосе, когда старая знакомая азари (изрядно зеленая, ну прямо как огурец, не преминул отметить голос), вполне так намекнула о том времени, когда ни она, ни Шепард не будут так заняты, Джи порядком опешила. Нет, ей нравились азари, но как сильные бойцы и интересные люди. Но почему-то каждая азари, которая говорила с ней больше, чем пару раз, считала своим долгом признаться в светлых чувствах. Конечно, гадкий голос сразу напомнил, что "именно с этой зеленой мадам ты лишилась ментальной девственности, Шепард." Пришлось Джи откашливаться и опираться на плечо ничего не понимающего Гарруса, который был не в курсе всех сложных взаимоотношений капитана с синими/зелеными красотками. Миранда промолчала, за что Шеп была ей очень благодарна.
А уж встреча с Лиарой... Джи было бы очень грустно, не будь у нее внутреннего ироничного извращенца. Потому что, глядя на столь изменившуюся девочку, которая была так дорога Шепард, и которая теперь стала целеустремленной холодной бизнес-вумен, Шепард хотелось напиться и пореветь, хотя она не ревела уже... дайте подумать... лет восемь? Так вот, внутренний таратор отметил, что секретарша явно питает к Лиаре не только чувства босс/преданный секретарь, и предложил оттаскать за щупальца "эту фиолетовую мымру. Тут освещение не очень, не могу разглядеть точно." Джи очень ясно представила, как она царапает личико ухоженного секретаря, отчаянно визжа "Стерва! Разлучница!" Поэтому Лиара обеспокоенно спросила, отвлекшись на минутку от своих мега-важных-данных: "Шепард, с тобой все в порядке? У тебя какое-то странное выражение лица..." Шепард, прокашлявшись, ответила, что да. Да. Да, я в порядке. Нет, Лиара, я не подхватила никаких болезней. Нет, я хорошо питаюсь, кормят отлично. Да, сплю нормально. Нет, одна. Ну, разве что иногда Грюнт приходит - ему бывает одиноко. Я пою ему колыбельные. Сама сочиняю.
Тут Джи конкретно повело, потому что сочиняла эти "колыбельные" не она, а внутренний голос. Там часто фигурировали пытки, убийства, тюремные камеры, в которых заперты великие войны, войны, геноцид. Распевались они довольно бодро, но Грюнт спал под них удивительно сладко.
Так что теперь, глядя на себя в зеркало, и видя подергивающееся веко, Джи могла с уверенностью сказать, что постоянное напряжение можно снимать не только драками. Но и хорошим чувством юмора.